Портрет прославленного специалиста дополняют члены его семьи. Жена, Татьяна Мишина (Оленева), одна из первых учениц Алексея Николаевича, чемпионка СССР 1973 г., ныне заслуженный тренер России. Сыновья, Андрей и Николай – оба теннисисты, мастера спорта, неоднократные чемпионы Санкт-Петербурга в одиночном и парном разряде. Лучшие ученики: призер чемпионатов СССР, мира и Европы Юрий Овчинников, олимпийские чемпионы, чемпионы мира и Европы Алексей Урманов и Евгений Плющенко. Чемпион мира (при Мишине), впоследствии олимпийский чемпион Алексей Ягудин.
    Триумфальная победа Плющенко на минувших Олимпийских играх в Турине-2006 явилась лучшим подарком ученика своему учителю, который 8 марта отметил 65-летие. Эти два события первоначально и стали поводом к нашему рандеву, которое состоялась на кортах ТК «Династия». Там случилась и еще одна интересная встреча: Алексей Николаевич играл пару против юных мастеров клуба со своим гостем, другим выдающимся тренером, только теннисным – Бобом Бреттом.
   С темы визита в Петербург знаменитого австралийца и началась наша беседа.

   - Алексей Николаевич, насколько мне известно, это уже не первый приезд в наш город Боба Бретта, с которым Вас связывают дружеские отношения. Как давно вы знакомы?
   - Мы встретились лет 10 назад при обстоятельствах, которые ни для кого не являются секретом. Через Андрея Медведева, одного из сильнейших на тот момент теннисистов мира, который тренировался под началом Бретта, я получил предложение Роберта «поменяться» нашими детьми: я учу фигурному катанию его дочку, а он учит теннису моих сыновей. Разве мог я отказаться от такого предложения? Представляете, с моими сыновьями будет работать специалист, тренировавший Беккера и Майотта, Иванишевича и Медведева! С тех пор мы стали регулярно общаться, и наши деловые отношения переросли в настоящую дружбу, которой я просто горжусь. Боб – великолепный специалист, вдумчивый тренер и вообще неординарная личность!
   - И вы довольны его работой с вашими детьми?
   - Конечно! Они, может, и не достигли каких-то высот в АТР Туре, но стали мастерами спорта, одними из ведущих теннисистов нашего города.
   - А каковы успехи на льду мисс Бретт?
   - Она подавала неплохие надежды. Девочка очень серьезная, старательная, очень хорошо чувствующая лед и музыку, она могла бы стать замечательной фигуристкой, если бы не подвело здоровье. У нее оказался слабый позвоночник, а в нашем деле это едва ли не главная проблема… Впрочем, это обстоятельство совсем не мешает ей сейчас кататься для себя и получать удовольствие от занятий спортом.
   - Да, жаль… Но вот мы и перешли к фигурному катанию, которое, как говорится, «стало для Вас делом всей жизни». Сначала Вы блистали как спортсмен – в паре с Москвиной, затем оба стали не менее знаменитыми тренерами. Хотя известно, что далеко не каждый спортсмен на это способен! Скажите, эта мысль – попробовать себя на тренерском поприще – родилась, когда вы еще катались?
    - Знаете, нам часто кажется, что человек сам выбирает свой путь. А на деле его ведут звезды, судьба. Если бы период наших с Тамарой выступлений совпал с днем сегодняшним, мы, возможно, после завершения любительской карьеры ушли бы в профессиональный спорт. И что стало бы с нами потом – неизвестно. Но в наше время у спортсмена, действительно любящего свое дело и желающего остаться в спорте, не было другого пути, как стать тренером. А если уж быть до конца честным, то есть и другая причина – неудовлетворенное самолюбие. Да, мы стали чемпионами СССР и успешно выступали на международном уровне – серебро чемпионата мира и две медали (серебро и бронзу) чемпионата Европы. Но ведь не первыми, а очень хотелось! На соревнованиях мы обыгрывали сильнейшие пары того времени - Людмилу Белоусову и Олега Протопопова, Ирину Роднину и Алексея Уланова, но на Олимпиаде не попали даже в призеры… Хорошо, у нас самих не получилось, так, может, смогут наши ученики? Мы чувствовали, что знаем, как это сделать! И скажу вам, что сейчас, будучи тренером, я получаю не меньшее удовлетворение от успехов моих воспитанников, чем когда побеждал сам.
   - Так значит, тренер – это, прежде всего, призвание?
   - Если даже у человека есть призвание, но нет знаний, то ничего не получится. В этой связи я хочу поблагодарить судьбу за то, что она вовремя повернула меня в сторону инженерного образования. Еще раз хочу вспомнить теплым словом своего отца, в свое время посоветовавшего пойти на учебу в Ленинградский электротехнический институт. Тогда, в 60-е годы, в ЛЭТИ царила атмосфера интеллектуального поиска, желания узнавать новое, творить. И там была собрана элита ленинградской молодежи, с самыми светлыми, чистыми устремлениями. Во всяком случае, мне удалось получить там прекрасное образование, овладеть основами точных наук, которые в дальнейшем помогли мне заняться изучением движения фигуриста, его вращений и многооборотных прыжков, в частности. Работу, которую я тогда вел, могу и сегодня без стеснения назвать научной. Именно она позволила мне создать ту самую методику, которой сейчас пользуется половина тренеров мира.

   - Алексей Николаевич, скажите, а с кем легче работать – с детьми, с начинающими или со взрослыми, уже все понимающими мастерами?
   - Чем выше уровень твоего ученика, тем выше должен быть и твой личный уровень. Мне легче всего было тренировать Женю Плющенко, когда ему было 11 лет. Тогда не только я, но очень многие тренеры могли дать ему правильный совет. Попробуйте сделать это сегодня…
   - А с чего или, точнее, с кого началась Ваша тренерская деятельность? Кем они стали, каких высот достигли?
   - Одним из моих первых самых ярких учеников был Александр Майоров. Небольшого роста, очень подвижный, похож чем-то на Толлера Крэнстона – я и «лепил» его на манер этого канадца. Кстати, мое поколение тренеров было ищущим, копирующим поколением, если можно так выразиться. Жук, Москвин, Плиннер, Мишин – мы ни на одном соревновании не появлялись без своих кинокамер. Покупали их на свои деньги, потом сами снимали, сами проявляли… Мы учились, во многом копируя лучшие образцы зарубежного фигурного катания. И преуспели!
   - Рассказывали, что Вы даже как-то Четверухина свозили в США?
   - Было такое! В 1972 году я действительно приехал в США с Сергеем Четверухиным. Почему с ним? Сергей занимался у Жука, но у них произошел какой-то конфликт, а другие московские тренеры тогда были просто не известны (не забывайте, что школа фигурного катания в СССР – ленинградская! Станислав Жук, самый известный московский специалист, и тот был из Ленинграда), и американцы их не особо принимали, боялись подвоха со стороны КГБ. У меня проблем с визой не было – все-таки знали уже и в США... Так вот, тренер американцев Карло Фасси, тренировавший трех олимпийских чемпионов, увидел как-то на тренировке наши «дорожки» и побежал в ближайший магазин за пленкой, чтобы заснять урок. А я ему говорю: «Да ты что, Карло, это же ваши, американские шаги!» Кстати, на каком-то этапе освоения тренерского искусства копирование – это совсем неплохо и главное – дает результат!

   - Можете привести сильный пример?
    - Конечно! Саша Майоров, например, входил в группу сильнейших в Союзе, даже в пятерку лучших. А это был очень приличный результат! А затем, закончив карьеру, пошел по моим стопам. Кстати, он-то и был первым тренером Алексея Ягудина. А затем, уезжая на работу в Швецию, передал мне Лешу со словами: «Очень неплохой мальчишка, из него может выйти толк». И, как вы знаете, оказался прав. Так что, Ягудин может считаться моим учеником уже во втором поколении.
   - А вот такой вопрос. Музыку для выступления своих ребят вы сами подбираете? И как это происходит?
   - Бывает по-разному. В некоторых случаях музыку предлагают наши хореографы (Эдвард Смирнов, Давид Авдыш, Евгений Сережников), в других – я. А как происходит? Когда я задумал для Урманова «Риголетто», первым делом повел его в Малый оперный театр. Причем не одного, а со всей нашей группой. Это во времена, когда попасть на "Риголетто" было не так просто… Когда 25 лет назад мы с Юрием Овчинниковым задумали делать программу Баха, то пошли сначала в музей. Тот самый, в который потом я водил Женю Плющенко. Нам рассказывали о Бахе, об эпохе в целом, мы изучали костюмы. И так я поступал на протяжении всей тренерской карьеры. Вот «Город, которого нет» для своей произвольной композиции нашел сам Плющенко. Правда, потом Игорь Корнелюк дописывал музыку персонально для нас. Ведь под нее катались многие. Но кому-то хватило изначального музыкального материала, а нам – нет.
   - Итак, вы вырастили несколько великих чемпионов. Скажите, а работу с кем из них (бывших и настоящих учеников) вы считаете своим наибольшим творческим успехом? И вообще, как вам удавалось работать сразу со столькими талантливыми фигуристами? Как вы это успевали?
   - Знаете, я всегда был противником теории, будто на высшем уровне нужно работать только с одним уникальным учеником. Это опасно и для спортсмена, поскольку он варится в собственном соку, и для тренера. Поэтому у нас под опекой всегда была группа хороших мастеров, к которой постепенно приближалась стайка юниоров. Да, это очень нелегко - составлять на предстоящий сезон по 10-15 разных программ с разными техническими и творческими задачами, но зато в этом процессе мы делали такие открытия, которые ускользали от тренеров, готовивших только по одному спортсмену. Что же касается наибольшей удачи… Сами посудите. Начнем с Алексея Урманова. Первым российским олимпийским чемпионом в фигурном катании считается Николай Панин. Но на самом деле то, чем занимался в 1912 году Николай Александрович – при всем моем глубоком уважении к нему – не называется фигурным катанием. Начнем с того, что он был чемпионом «по рисованию фигур» летних (а не зимних) Олимпийских игр! Фактически же первым российским олимпийским чемпионом стал мой Урманов, и было это в 1994 г.
   - А еще раньше у вас был другой талантливейший парень – Юра Овчинников!
   - Совершенно верно! Только, справедливости ради, сразу хочу заметить, что начинал он заниматься у Игоря Борисовича Москвина, потом перешел ко мне. Юра – натура художественная, многогранная. Его произвольные программы воспринимались тогда как искусный танец, а известная баховская токката, которую мы для него выбрали, я считаю, помогла произвести настоящую революцию в мужском одиночном катании. Овчинников был настолько любим зрителями, что пусть даже не занимал первых мест, они всегда встречали его как своего кумира. Дальше – еще один Лёша, Ягудин. Победитель Олимпиады-2002, 4-кратный чемпион мира и 3-кратный Европы. Конечно, я не могу отнести Лешу к «своим» олимпийским чемпионам, но то, что из моей группы вышли три золотых олимпийских медалиста, могу сказать с полным основанием. Да и первые титулы чемпиона мира и Европы он завоевал еще со мной.
   -Ну и, наконец, Плющенко. Это особый талант, который еще не раскрылся до конца. Так кого из них мне считать своим наибольшим успехом? Да и понимаете, мой вклад в фигурное катание заключается даже не в том, что ученики Мишина выиграли все мыслимые и немыслимые титулы, а в системе упражнений для фигуристов, методике подготовки чемпионов, которую удалось разработать за эти годы.
   - Но болельщики в большинстве своём не столь просвещены в вопросах научных изысканий в спорте или методик тренировок. Их интересуют больше результаты работы, им подавай соперничество, интригу, борьбу. Такую, как была в Солт-Лейк-Сити между Ягудиным и Плющенко, ставшее одним из самых ярких событий тех Игр. Почему, на ваш взгляд, именно Ягудин стал тогда чемпионом? Ведь по ходу того сезона он чаще проигрывал Евгению, да и в рейтинге ISU накануне Олимпиады он стоял ниже Плющенко.
   - Во-первых, не забывайте, что при всем том, что у нас с ним произошло (расставание с талантливым учеником), я не перестал считать, что Алексей – исключительно одаренный спортсмен и выдающаяся личность. И на той Олимпиаде я первым подошел поздравить его. А что касается Жени и его тогдашнего поражения… Соломон сказал: «Все проходит, и это пройдет». Прошло. Хотя и не безболезненно на первых порах. Но, знаете, порой человеку полезнее проиграть, чем выиграть... Трудно сказать, как дальше сложилась бы его карьера, если бы он, 19-летний парень, тогда победил. Возможно, что мы больше не увидели бы его на любительском льду. А так он провел достойный 4-летний цикл, выиграл еще много титулов, вырос как мастер, как художник своего рода. И добавив теперь к той серебряной медали нынешнюю золотую, он гораздо легче сможет перенести то бремя славы, которое неизменно сваливается на олимпийского чемпиона.
   - Несколько чемпионов объявили о своем уходе в профессионалы…
   - Уходят те, кто чувствует, что достиг своего потолка. У нас такого ощущения пока нет.
   - Кстати, еще об Олимпиадах. Сколько их у вас самого было?
   - Шесть. А должно было – семь. Но в Инсбрук в 1976-м, куда должен был ехать с Овчинниковым, меня не выпустили наши власти (кто-то из «друзей» написал анонимку, дескать, намерен остаться…). В Гренобле-1968 участвовал сам как спортсмен, затем два раза с Урмановым – в Альбервиле (1992) и Лиллехаммере (1994) – это когда впервые были разнесены летние и зимние Игры, затем в Нагано-1998 – с Ягудиным и две последние Олимпиады – с Плющенко.
(Read more...)